Представления о Велесе
Знаете ли вы, что представление о Велесе как о боге-медведе, распространённом в славянской мифологии, вероятно, является более поздним явлением, связанным с изменением среды обитания предков славян после их миграции?
Давайте же посмотрим на эволюцию этих представлений во времени и пространстве детальнее.
Первоначально у индоевропейцев, как показывают, в частности, хеттские обряды, медведь «отвечал» скорее за плодородие, а не за покровительство власти лидера, хотя уже у древних поляков имя князей, в том числе и первого объединителя страны Mieszko, скорее всего, изначально обозначало именно 'Медведь'.
Индоевропейским, скорее всего, аланским влиянием можно объяснить и образ медведя, запрудившего горный поток как поглотителя всех богатств мира в толковании сна героя Сасрыквы в абхазском нартовском эпосе. Здесь его роль может быть сопоставлена и с образом Змея, задерживающего воду в различных индоевропейских традициях.
Отрицать функции медведя как хозяина плодородия и у восточных славян смысла нет. То же самое возможно сказать и относительно западных славян. В этом отношении, в частности, медведь у них, как и у славян восточных, порой сближается с козой: потому, к примеру, польский «гороховый» медведь облачён в козий мех, что не имеет, разумеется, никакого «зоологического» смысла. Ещё более красноречивы попытки славян — язычников и «двоеверцев» — соединить старое и новое, подобно тому, как бог-хлеб, одновременно оставался и древнейшим богом-зверем, а атрибуты богов вообще представляли собой странное для нас нагромождение разностадиальных предметов, причём часто в таком случае не видели никаких противоречий.
Мы имеем в виду участие в обряде первой пахоты людей в медвежьих шкурах и ещё более потрясающий для нас обряд использовать для первой борозды весной запряженных рядом (!) медведя и вола. Впрочем, и в Германии и Нижней Австрии медведь чётко соотносился с земледелием и земледельческим обилием, представляя собой нечто вроде духа растительности, что получает полное подтверждение в индоевропейском языковом материале. По саксонским данным, хлебная макушка рожает сына — медведя, сидящего в последнем снопе. В Нижней же Австрии такого «медведя» после жатвы несли домой. Хлебцы в виде медведя в Люнебурге пекли на Рождество и дарили их с пожеланием всего наилучшего в Новом Году. Отсюда же и Волосова борода / бородка и Волотка на бородку, обычай завивать бородку Волосу, что
В «Старшей Эдде» описывается перебранка Тора со своим отцом Одином, назвавшимся здесь Харбардом. Последний здесь выступает как перевозчик через фьорд из мира великанов в мир асов. В перебранке, вспыхивающей между ними, в мы читаем следующее: Тор сказал: «Женщин-берсерков / на Хлесей уничтожил, / они истребили людей колдовством». Харбард сказал: / «Это позорно, Тор! / Убивать женщин – позор». / Тор сказал: / «Волчицами они были, / а не женщинами; / разломали мой корабль, / стоявший на лесах; / угрожали палицами, / изгнали Тьялфи». Упрёки Одина – скорее влияние патриархальной эпохи, когда к женщинам уже стали относиться со скидкой на пол. В этом случае, как нам кажется, необходимо учитывать буквально значение слова berserkia – `медвежьи шкуры`.
Итак, Тор истребляет неких впадающих в боевое безумие женщин, которых он называет волчицами и медвежьими шкурами (разница между оборотнями-волками и оборотнями-медведями у германцев была несущественной). Параллели с медвежьими богинями древних кельтов (Deac Artioni и Artio), и с «омедвеженными» жрицами Артемиды напрашиваются сами собой,. Артемида же считалась, добавим попутно, и владычицей коней, тогда как конь – ещё одно хтоническое чудовище (чудовище Нижнего Мира). Интересно, что с медведицей, впрочем, как и с волком, быком, козлом, оленем, львом, пантерой и дельфинам был связан Дионис, что представляет собой также набор хтонических животных. На дифирамбических состязаниях третьим призом был козёл, вторым – амфора с вином, а первым — бык. Не случаен, по нашему мнению, и тот факт, что порой в избушке «на куриных лапках, на веретенных пятках» вместо обычной Бабы-Яги в некоторых сказках оказывается медведь, проводящий испытания в обряде посвящения (игра в жмурки с падчерицей).
Таким образом, в «Старшей Эдде» перед нами – более архаичный, чем у славян, вариант мифа о борьбе божества грозы не с обожествлённым медведем, а с медведицами (=волчицами), которые представляют собой некое сообщество, весьма напоминающее женский военный союз, аналогичный восточнославянским поляницам. Учитывая древнейшие функции женских ритуально-мифологических персонажей индоевропейцев как путеводительниц между мирами, ясно, что уничтожение корабля Тора означает их стремление, в первую очередь, лишить его прерогатив перевозчика из мира в мир.
Становясь же перевозчиком сам, мужской персонаж некогда выступил нарушителем данной традиции. Действия женщин-медведиц аналогично проклятиям обманутой девушки парню, грозящей ему смертью в водах Дуная – водной границы между мирами. Правда в последнем случае на функции девушки как таковые ещё никто не покушается. Можно, конечно, и здесь увидеть результат влияния на «Старшую Эдду» представлений предков финнов или саамов. Возможно, имело место и это. Однако, подобное восприятие медведя как противника бога грозы и отождествление его с Велесом можно рассматривать и как общую славяно-балто-германскую инновацию, сохранившуюся, однако, только у восточных славян и северных германцев, или даже как реликт неких праиндоевропейских представлений, не отразившихся как раз в рано зафиксированных индоевропейских традициях, в частности, в анатолийских. Потому на их стороне и симпатии Одина как «пра-Велеса» (Один, Велес, Кронос и Сатурн – разные наименования отца бога грозы у разных индоевропейцев). Отметим также попутно, что у нас нет сколько-нибудь серьёзных оснований для того, чтобы полагать, что культ Одина был характерен в первую очередь для норвежцев, тогда как шведы отдавали предпочтение Тору. Оба божества, насколько можно понять, были весьма популярны у всех северных германцев.